СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР И ПОМИЛОВАНИЕ

Четвертого октября 1916 года Котовский, несмотря на все усилия защищавшего его известного адвоката В. С. Лузгина, был приговорен военным судом к смертной казни через повешение. Приговор гласил: «…подсудимого Григория Котовского, уже лишенного всех прав состояния, подвергнуть смертной казни через повешение…»

Не помогло и то, что на суде Котовский уверял, что никогда из оружия не стрелял и никого не убил, а носил его для солидности. Кажется, здесь «атаман Ада» не врал. Во всяком случае, нет никаких доказательств, что до 1917 года он убил хотя бы одного человека. Котовский пытался убедить судей, что «уважал человека, его человеческое достоинство… не совершая никаких физических насилий потому, что всегда с любовью относился к человеческой жизни». Котовский просил отправить его «штрафником» на фронт, где он «с радостью погибнет за царя» и искупит кровью свою вину.

Уже в камере смертников Котовский продолжал заниматься гимнастикой. На положении смертника он оставался в течение сорока пяти суток.

Оставалось уповать на чудо и на супругу генерала Брусилова. И 8 октября Котовский написал письмо Надежде Владимировне: «Ваше Высокопревосходительство!

Коленопреклоненно умоляю Вас прочесть до конца настоящее письмо. Приговором Одесского военно-окружного суда от 4-го числа сего октября я приговорен к смертной казни через повешение за два совершенных мною разбойных нападения, без физического насилия, пролития крови и убийства. Приговор этот подлежит конфирмации Его Высокопревосходительства господина главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. Ваше Высокопревосходительство! Сознавая всю степень виновности своей перед Отечеством и обществом за совершенные преступления, принеся публично в суде полную повинную за них и полное искреннее и чистосердечное раскаяние и признавая справедливость вынесенного мне судом приговора, я все-таки решаюсь обратиться к Вашему Высокопревосходительству с мольбой о высоком и великодушном заступничестве пред господином главнокомандующим - Вашим высоким супругом - о смягчении моей участи и о даровании мне жизни. Я решаюсь обратиться к Вашему Высокопревосходительству с этой мольбой только в силу следующего: ступив на путь преступления в силу несчастно сложившейся своей жизни, но обладая душой мягкой, доброй и гуманной, способной также на высшие и лучшие побуждения человеческой души, я, совершая преступления, никогда не произвел ни над кем физического насилия, не пролил ни одной капли крови, не совершил ни одного убийства. Я высоко ценил человеческую жизнь и с любовью относился к ней как к высшему благу, данному человеку Богом. Был случай здесь, в Одессе, когда я выстрелил в своего соучастника по преступлению, позволившего себе произвести выстрел в хозяев дома, где мы находились, и этим выстрелом, ранив его в руку, выбил ему из рук оружие. К женщине и ее чести я относился всегда как к святыне, и женщины при совершении мною преступлений были неприкосновенны. Производя психическое насилие, я и здесь старался, чтобы оно было наименее ощутительно и не оставляло после себя следа. Материальные средства, добытые преступным путем, я отдавал на раненых, на нужды войны, пострадавшим от войны и бедным людям. Преступления я совершал, не будучи в душе преступником, не имея в душе ни одного из элементов, характерных преступной натуре. Был случай в Кишиневе, когда, явившись в дом богатых коммерсантов с целью совершить преступление, мы застали там одних только женщин; увидев их испуг, я вывел в другие комнаты своих соучастников, потом, вернувшись, успокоил хозяек дома и ушел, не взяв ничего, несмотря на то, что в кассе хранилась крупная сумма денег, причем прибегнул к обману, заявив своим соучастникам, что открывал кассу и там ничего не оказалось. И вот теперь, поставленный своими преступлениями перед лицом позорной смерти, потрясенный сознанием, что, уходя из этой жизни, оставляю после себя такой ужасный нравственный багаж, такую позорную память, и, испытывая страстную, жгучую потребность и жажду исправить и загладить содеянное зло и черпая нравственную силу для нового возрождения и исправления в этой потребности и жажде души, чувствуя в себе силы, которые помогут мне снова возродиться и стать снова в полном и абсолютном смысле честным человеком и полезным для своего Великого Отечества, которое я так всегда горячо, страстно и беззаветно любил, я осмеливаюсь обратиться к Вашему Высокопревосходительству и коленопреклоненно умоляю - заступитесь за меня и спасите мне жизнь, и это Ваше заступничество и милость будут до самой последней минуты моей жизни гореть ярким светом в моей душе, и будет этот свет руководящим, главным принципом всей моей последующей жизни. Я желал бы, чтобы Вы, Ваше Высокопревосходительство, могли бы заглянуть в душу писавшего это письмо, во все ее тайники, и Вы тогда увидели бы пред собой не злодея, не прирожденного и профессионального преступника, а случайно павшего человека, который, сознав свою виновность, с душой, переполненной тоской и непередаваемыми переживаниями от угрызений совести, пишет Вам эти строки мольбы.

Вы увидели бы пред собой не аморального, отказавшегося от всех моральных ценностей, на которых основана жизнь культурного и честного человека, преступника, а человека, не выдержавшего жестоких ударов суровой жизни и павшего под ними, но не погибшего душой, и верьте, Ваше Высокопревосходительство, что Вам не придется раскаиваться за свое высокое заступничество за меня, я сумею быть достойным его и, нося Ваш светлый, благородный и великодушный образ в своей душе, создам из своей жизни по своей честности, бескорыстности и облагораживающего человеческую душу труда высокий образец человеческого существования.

Если же Вы, Ваше Высокопревосходительство, не найдете возможным ходатайствовать перед господином главнокомандующим, Вашим высоким супругом, о даровании мне жизни, то как потомок военных, дед которого, полковник артиллерии, сражался и проливал кровь за Отечество (Котовский, кажется, сам уже поверил, что его дед был полковником артиллерии и дворянином. С точки зрения обращения к Брусилову это была удачная придумка: генерал скорее проявит снисхождение к внуку боевого полковника и дворянина, чем к сыну механика винокуренного завода. - Б. С.), умоляю как о высшей милости и чести ходатайства Вашего Высокопревосходительства пред Его Высокопревосходительством господином главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта о замене им смертной казни через повешение смертной казнью через расстрел. Я знаю, что как отверженный я лишен права чести умереть от благородной пули, но как потомок военных, как искренний и глубокий патриот, стремившийся попасть в ряды нашей героической армии, чтобы умереть смертью храбрых, смертью чести, но не имевший возможность это сделать в силу своего нелегального положения, умоляю об этой высшей милости, и последним моим возгласом при уходе из этой жизни будет возглас: „Да здравствует армия!“ Приговор о смертной казни с делом суда отосланы для конфирмации Его Высокопревосходительству 7-го числа октября 1916 года в 5 часов пополудни.

Коленопреклоненно умоляющий Ваше Высокопревосходительство Григорий Иванов Котовский.

Одесская тюрьма. Октября 8-го дня 1916 года».

Примерно то же самое Котовский написал и самому генералу Брусилову. Уже 18 октября Брусилов своей властью заменил Котовскому смертную казнь «каторгой без срока». Но еще раньше, сразу же по получении письма жены, Брусилов связался с руководством Одесского округа и распорядился отложить приведение смертного приговора в исполнение.

Надежда Владимировна Брусилова была писательницей и наверняка оценила литературные способности Котовского. Письмо было в меру сентиментальным и при этом весьма неконкретным, но производило впечатление глубокой искренности. В письме Котовского бросается в глаза, что когда он говорит об ударах судьбы, будто бы толкнувших его на криминальную дорожку, то в чем именно заключались эти удары, не сообщает. Котовский упоминает несколько своих налетов, во время которых будто бы проявил благородство. Но опять-таки никакой конкретики - когда происходил тот или иной налет, кто именно был ограблен. А ведь Котовский никогда просто так первого встречного не грабил. Он действовал по наводке, подбирал свои жертвы и тщательно готовил нападения, так что фамилии большинства ограбленных им людей должен был помнить. Такая забывчивость деталей наводит на мысль, что все случаи, свидетельствовавшие о его благородстве, Котовский придумал. Тем более что в письме фигурировал еще и мифический предок-полковник. Зато о связях с революционерами Котовский в этом письме, естественно, и словом не обмолвился. Ничего не сказал он и о своем дезертирстве из армии во время Русско-японской войны. Это наверняка не понравилось бы боевому генералу.

Разумеется, супруги Брусиловы правдивость сообщенного Котовским проверять не стали. Хотя, наверное, догадывались, что кое-что он мог и присочинить. Но им очень хотелось верить человеку, обещавшему завязать с преступным прошлым и твердо встать на путь исправления. И Надежда Владимировна сделала всё, чтобы убедить мужа помиловать Котовского. Уже 16 октября она писала ему: «Дорогой мой, я позволяю себе телеграфировать об Котовском, так как никогда в жизни не была в таком тяжелом положении относительно жизни и смерти человека. Прочти это письмо или хоть подчеркнутые мною места. Начальник тюрьмы, председатель военного суда и очень много других лиц говорят мне, что он производит впечатление действительно кающегося человека. Так хоть замени виселицу расстрелом, если нельзя даровать жизнь, как он и просит. Но лучше всего совсем спаси человека.

…Может быть, можно отправить этого разбойника Котовского на фронт на суд Божий. Подумать только, как часто такие разбойники бывают честнее и благороднее всяких чинушек военных и штатских, обкрадывающих русское правительство и народ исподтишка…»

А в конце октября, когда Котовский уже был помилован, Надежда Владимировна написала мужу благодарственное письмо: «Милый мой, ты прости, что я такую суматоху подняла из-за приговора Котовского. Я не знаю, действительно ли он разбойник или идейный анархист, я не следила за процессом, у меня для этого нет времени. Но раз человек обратился ко мне, то уж ты устрой, чтобы на моих руках крови не было. Бог всё разберет. Иной разбойник иногда лучше иного министра. Здесь все на меня рассердились, что я задержала исполнение приговора военного суда на целые сутки, пока не довела до тебя всей этой истории. Я телеграфировала ночью прокурору и генерал-губернатору и градоначальнику, пока не добилась своего. И как удачно, что твой милый усатый жандарм заглянул ко мне прежде, чем на поезд, с экстренными бумагами из штаба. Я вижу в этом Божью волю. И вот жизнь человека спасена. Я даже не знала, что у тебя есть право совсем отменить смертную казнь, и только надеялась, что ты сможешь приказать пересмотреть дело вновь, всё же он бы видел, что я сделала, что могла. Слава Богу, что так вышло. Спасибо тебе…»

Нельзя сказать, что генерал Брусилов был этаким всепрощающим добрым дедушкой. Уже после помилования Котовского он бестрепетно утвердил смертный приговор группе солдат 223-го Одоевского пехотного полка за участие в антивоенных выступлениях. В связи с этим Алексей Алексеевич 26 января 1917 года телеграфировал в Ставку: «Необходимо для примера немедленно привести приговор в исполнение. Совершенно недопустимо никакое снисхождение». Но к Котовскому генерал снисхождение проявил, в том числе и потому, что почувствовал в нем «социально близкого» человека - внука заслуженного героя-полковника. Несомненно, решающим здесь было заступничество Надежды Владимировны. Возможно, генерал также поверил в искренность раскаяния Котовского и в его готовность искупить свою вину на фронте. Как мы увидим дальше, на фронт Первой мировой войны Котовский действительно попал, но поучаствовать в боях ему так и не довелось.

Уже после Февральской революции, 18 марта 1917 года, Котовский навестил Надежду Владимировну. В этот день она писала мужу: «Дорогой мой, жду сейчас Котовского, разбойника бессарабского, который пожелал „поцеловать мне руку за то, что я ему жизнь даровала“».

Надежда Владимировна вспоминала об этой встрече в августе 1925 года, когда узнала о гибели Котовского: «Тут вскоре разыгралась Февральская революция, и смута душевная все усиливалась. В городе было неспокойно. Уголовная и политическая тюрьма разбежалась. Котовский мне просил передать, чтобы я была спокойна, что он пользуется таким авторитетом среди разбежавшихся, что соберет их всех обратно и водворит порядок, что он и выполнил. Я была ему крайне благодарна, так как по городу ходили чудовищные слухи. Жители боялись вечером выходить на улицу, грабежи участились и т. д. и т. п.

Дня через два, в то время, когда у меня в залах было много дам и барышень, моих помощниц по делам благотворительности, мне позвонил журналист Горелик. Это был очень симпатичный еврей, газетный работник, и я много раз имела с ним дело. Он по телефону просил меня принять его вместе с Котовским. Я отвечала согласием.

Мои девицы и дамы - врассыпную, визжат и охают.

Как вы не боитесь, Надежда Владимировна, ведь он разбойник…

Ну да, конечно, он сейчас ворвется и всех нас перестреляет, - трунила я над ними. Минут через двадцать швейцар докладывает лакею, тот мне, и появляется Горелик в обществе совершенно бритого человека с умным, энергичным лицом.

Я пришел, чтобы поблагодарить вас, позвольте поцеловать ручку, которая даровала мне жизнь.

Я в свою очередь поблагодарила его за энергичную помощь властям в тюрьме в борьбе с уголовными преступниками. Мы обменялись еще несколькими словами. В тот день как раз были телеграммы о том, что вызванный было в армию с Кавказа великий князь Николай Николаевич остановлен на пути, что Временное правительство передумало (назначать его главнокомандующим русской армией. - Б. С.) и отклонило свое решение. Это, конечно, было сделано по распоряжению солдатских и рабочих депутатов, то есть по указанию большевиков. Но Котовский тогда их не знал, ничего общего с ними не имел, они позднее его к себе пристегнули.

Он тогда, увидев на моем столе большой портрет великого князя, заговорил об этом вопросе сам:

Какую ошибку делает Временное правительство. Разве можно в то время, когда война не кончена, устранять от армии такого опытного, популярного, всеми в войсках любимого человека.

Это его подлинные слова. Что-то на большевика не похоже.

Мы с ним простились, и вскоре, уехав из Одессы сначала в Каменец-Подольск, потом в Могилев, потом в Москву, я забыла о нем».

Надежда Владимировна ошиблась. Уже с конца 1917 года Котовский пошел одним путем с большевиками.

А вот как о встрече Котовского и Надежды Владимировны писал в газете «Маленький Одесский листок» журналист Горелик в заметке «Г. Катовский у Н. В. Брусиловой» 19 марта 1917 года. Характерно, что в тексте статьи фамилия нашего героя неизменно пишется как «Катовский». Это заставляет подозревать, что журналист не слишком хорошо знал биографию Григория Ивановича, раз ошибся даже в написании его фамилии. В заметке говорилось: «Супруга главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта Н. В. Брусилова приняла вчера во дворце главнокомандующего на Николаевском бульваре знаменитого героя уголовных процессов, рыцаря большой дороги Григория Катовского. История этого трогательного визита такова.

Когда Катовский был приговорен Одесским военно-окружным судом к смертной казни за нападение и ограбление в степи, он решил подчиниться своей судьбе.

Не потому, что я упал духом или не мог найти способа бежать, - рассказывает этот сильный человек пишущему эти строки. - Я пришел к убеждению и сознанию, что все против меня. Обстоятельства создавались роковой силой, против которой я даже не хотел бороться. Началось моим нелепым арестом, - я попал глупо, как мальчишка. В тюрьме сидя, я провалился с записками, которые хотел тайно передать и которые говорили в суде против меня. И многие другие мелочи топили меня с фатальною неумолимостью.

Суд приговорил Катовского к повешению, и он был переведен в одесский тюремный замок, где находился на положении „смертника“.

18-го ноября 1916 года его вызвали в кабинет начальника тюрьмы. Начальник Перелешин, - ныне арестованный, - протянул ему со злобой бумагу и проворчал:

Вот вам замена. Распишитесь.

Это была бумага о том, что смертная казнь Григорию Катовскому заменена вечной каторгой. Возвращенный к жизни человек просил тюремщиков сказать ему, кто его помиловал, чьим заботам и хлопотам он обязан жизнью. Перелешин ответил, что кто-то его запрашивал, но что он ничего точно не знает.

Мартовские события раскрыли двери тюрьмы. Одни оттуда вышли навсегда, другие получили возможность отлучиться в город, видеть солнце и слышать свободные речи. В числе последних был и Григорий Катовский. И тут, на воле, он совершенно случайно узнал от корреспондента „Русского слова“ - кому он обязан жизнью. Это - Н. В. Брусилова. И Катовский решил пойти к ней и поблагодарить ее за то, что он, по ее милости, ходит в живых.

Вчера в 3 часа дня Катовский и корреспондент „Русского слова“ явились во дворец и были приняты Н. В. Брусиловой. Катовский, этот крепкий человек, переживший и суд, и каторгу, и смертный приговор, и жизнь в каменном мешке - предпоследнем обиталище „смертника“, заметно волновался. Здесь, в этих стенах, что-то делалось для спасения его жизни, тут решалась его судьба.

К Катовскому вышли Н. В. Брусилова и сестра ее Е. В. Желиховская. Катовский взял обеими руками протянутую ему Н. В. Брусиловой руку и крепко пожал ее. Он сказал, что глубоко сожалеет, что так поздно узнал, кому обязан своей жизнью. Н. В. Брусилова ответила, что счастлива тем, что ей удалось спасти хоть одну человеческую жизнь в эти скорбные дни, когда их гибнет так много. Н. В. Брусилова тут же рассказала Катовскому историю его помилования. Получив письмо Катовского, которое произвело на нее сильное впечатление, Н. В. написала своему супругу в Ставку подробное письмо о Катовском и просила смягчить его участь, указывая на то, что Катовский за всю свою бурную жизнь все же не пролил ни одной капли крови, не совершил ни одного убийства. Одновременно Н. В. Брусилова отправила письмо начальнику судной части при Ставке генералу Батогу. Ответ от генерала А. А. Брусилова получился очень скоро. Главнокомандующий писал, что он ознакомился с делом Катовского, убедился, что он действительно не убивал, и решил заменить ему смертную казнь вечной каторгой. Для человека, не пролившего чужой крови, всегда открыт, по мнению генерала, путь к исправлению.

Н. В. Брусилова рассказала Катовскому эти подробности, выразила свое удовлетворение деятельностью Катовского в тюрьме (о чем читала в газетах) и спросила - чем может ему помочь в будущем.

Катовский ответил, что личной жизни для него больше не существует. В эти дни освобождения народа он хочет жить для других, чтобы искупить свое прошлое. Его мечта - обратиться к обществу с призывом простить всех уголовников, нужно, чтобы наряду с амнистией, дарованной государством, преступники получили бы и прощение от общества. Нужно, чтобы общество, только что бывшее свидетелем всемирного чуда над нашей родиной, уверовало в то, что такое же чудо может случиться и с отверженными было людьми. Нужно их простить и смотреть на них, как на новых людей, родившихся после 27-го февраля. Помочь ему в этом деле своими содействиями и просил Катовский Н. В. Брусилову. Н. В. Брусилова внимательно выслушала Катовского, тронутая его словами, обещала свою помощь и просила его жить теперь новой и красивой жизнью».

И ведь угадала Надежда Владимировна! Новая жизнь Котовского действительно стала краше прежней. Особенно эффектно смотрелся он в роли красного комбрига в синей габардиновой гимнастерке, красной фуражке и красных штанах.

Вероятно, газетчики все-таки присочинили насчет того, что Котовский только при встрече узнал о роли супруги Брусилова в его избавлении от смертной казни. Ведь не мог же он забыть, что писал ей письмо. Хотя, конечно, о том, что именно Надежда Владимировна замедлила приведение в исполнение смертного приговора, он мог и не знать. И уж точно придумал Горелик (а точнее, рассказавший ему эту историю Котовский), что начальник тюрьмы не скрывал своей злобы по поводу помилования Котовского. Ведь, как мы знаем из письма Надежды Владимировны мужу, начальник тюрьмы верил в искренность раскаяния Котовского, а значит, полагал возможным его помилование.

В августе 1925 года Надежда Владимировна вспоминала, как удалось добиться отмены смертной казни для Котовского: «В прежнее время он был форменный разбойник, грабитель в Бессарабии, это все знали, и судился за грабежи, и преследовался правосудием за разбои. Он говорил мне и даже писал, что награбленным делился иногда не только со своей шайкой, но и с подвернувшейся беднотой, но насколько это верно, я судить не могу, хотя возможность этого вполне допускаю. Это был человек типа пушкинского Дубровского, не лишенный симпатичных сторон. По его словам, он был сын артиллерийского офицера в Бессарабии и с самых ранних лет не хотел систематично учиться, не хотел жить в городе, принадлежать своей семье, его тянули леса и поля, большие дороги, жизнь бродяги и впечатления воли и буйного ветра в степи. Живя в Одессе, я много слышала о нем, и мне он казался удалым молодчиной. Когда однажды в обществе я услышала в разговоре военных юристов, что Котовский опять попался и на этот раз „мы его держим крепко“, у меня невольно вырвались слова: „А я буду очень рада, если он опять удерет“. Мужчины засмеялись, а дамы были весьма шокированы и укоризненно на меня посмотрели.

Прошло несколько лет. Во время германской войны он сидел в одесской тюрьме, его судили, и, читая газеты, я видела, что на этот раз дело его действительно плохо. Он был приговорен к смертной казни через повешение.

В то время А. А. был главнокомандующим Ю-3, ему подчинены были двенадцать губерний. Я жила во дворце на бульваре и играла большую роль во всевозможных тыловых делах. Работы у меня (и по благотворительности, и по снабжению войск подарками и медикаментами, и санитарные поезда-бани, лазареты, госпиталя и приюты для детей и беженцев) было бесконечно много. (В то время, кроме моих прежних дел „братской и повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям“, на мне лежали все дела склада государыни императрицы Александры Федоровны на Юго-Западном фронте. Я получала 60 тыс. рублей в месяц на это дело, и ответственность эта была мучительна.) У меня было три секретаря, и, несмотря на это, приходилось работать иногда целыми ночами. Как-то раз около полуночи я сидела за своим письменным столом, когда вошедшая горничная подала мне письмо со словами: „Это принес какой-то мальчишка из тюрьмы. Швейцар и дворники его гнали, а я гуляла с собачатами и согласилась взять письмо: уж очень он просил. Жизнь человека, говорит, от этого зависит“.

Хорошо сделали, что взяли письмо, - одобрила я ее.

Это письмо было от Котовского, длинное, обстоятельное, красноречивое. Я очень сожалею, что не сохранила хотя бы копии с него. Но минуты были сочтены, наутро его могли повесить. Он уже несколько дней тому назад написал мне это письмо, но его до меня не допускали. Он клялся, что лично никогда никого не убивал, а только дирижировал своей шайкой. Но ведь это то же самое. Кроме того, он умолял меня просить моего мужа помиловать его, отправить на фронт в самые опасные места, что он с радостью погибнет за Родину в бою с немцами, что в крайнем случае он умоляет его расстрелять, но не вешать, как собаку, что он сын офицера и такая позорная смерть для него ужасна.

Я читала это письмо и с жутким чувством сознавала, что в первый раз в жизни у меня в руках жизнь и смерть человека. Это была большая ответственность перед Богом, и мне очень жаль, что это письмо не сохранилось у меня, оно было приложено к делам военного прокурора на Юго-Западном фронте (С. А. Батога). Думать не было времени, нужно было действовать. Я перекрестилась и стала звонить в телефон генерал-губернатору Эбелову, градоначальнику Сосновскому, одесскому военному прокурору (не вспомню теперь его фамилии). Я умоляла задержать казнь Котовскому, дать мне возможность списаться с мужем. Надо мной смеялись, даже возмущенно говорили: „Охота вам беспокоить Алексея Алексеевича, на рассвете вздернут эту собаку Котовского и баста…“

Я удивляюсь вам всем, какие вы христиане. Мне тошно подумать, что человека „вздернут“, по вашему выражению, - возражала я.

Наконец мне все же удалось уговорить отложить казнь Котовского на несколько дней. Я облегченно вздохнула и стала писать письмо мужу. Едва я его кончила, как в комнату вошла опять моя горничная.

Тут жандарм едет курьером в штаб генерала. Очень боится опоздать на поезд, спешит. Но говорит, что, как обещал раз и навсегда генеральше, никак не может уехать с бумагами в штаб, не заглянув к вам.

Зовите его скорее сюда. (Господи! Я положительно увидела в этом совпадении руку Провидения.)

Вошел мой усатый приятель, звякнув шпорами.

Не прикажете ли чего передать Его Высокопревосходительству или братцу господину полковнику? Если что готово, а то мне до поезда полчаса осталось.

Готово, готово, милый мой, спасибо, что зашли, вот мы спасем с вами жизнь человеку, Господом дарованную, а мы не имеем права ее отнимать, - говорила я, безумно торопясь положить письмо в конверт, всунув туда же письмо Котовского. Руки у меня дрожали и голос тоже, и мой приятель унтер-офицер, вероятно, не все понял, что я бормотала, и был немало удивлен.

Отдайте в руки генералу, как только приедете, скажите Григорию, чтобы доложил о вас ему, это очень важно, и что я приказала как можно скорей в руки передать генералу.

Слушаюсь, будет исполнено, не сумлевайтесь. Ваше Высокопревосходительство.

И вот на другой же день к вечеру мне стало известно, что Алексей Алексеевич говорил по прямому телеграфному проводу с Одесским штабом и что он совсем отменил смертную казнь Котовскому и заменил ее каторжными работами. Спасибо Алексею Алексеевичу, он избавил меня от тяжелого впечатления казни человека, кто бы он ни был».

Если бы не расторопность Надежды Владимировны, Котовского могли бы казнить и слава героя Гражданской войны и легендарного красного комбрига его бы миновала. Остался бы Григорий Иванович лишь в памяти жителей Бессарабии и Одесчины как добрый разбойник и народный заступник.

У жены Брусилова сложилось впечатление, что после помилования Котовский начнет другую жизнь, будет помогать людям, а не причинять им страдания. Что ж, одна разительная перемена в Котовском после вынесения смертного приговора и последующей замены его каторгой действительно произошла. К чистой уголовщине он больше не вернулся. Впрочем, на это скорее повлиял не смертный приговор, а случившаяся вскоре Февральская революция. Все-таки Григорий Иванович не был обыкновенным бандитом-налетчиком, иначе не было бы у него столь необычной судьбы. В победившей революции Котовский увидел возможность реализации собственного анархического идеала. Но очень скоро пришел к выводу, что без сильной государственной организации его не осуществить. И стал убежденным государственником. Котовскому еще довелось вспомнить разбойничью молодость и знатно пограбить в Одессе. Но грабил он не столько буржуев, сколько белых и интервентов, а добычей на этот раз щедро делился не с бедняками, а с большевиками.

Смертный приговор Литвинову Поначалу меня удивило, что по мидовскому реестру китайская провинция Синьцзян выделена в особую единицу и ее курирует замнаркома Деканозов. Однако вскоре узнал, что эта провинция фактически управляется Москвой. В том, что так сложилось,

Глава первая. «Я - бедный и слабый смертный» Всякой судит о счастии по своим понятиям. Понятия строятся опытом, временем, состоянием. Есть ли возможность понять будущее? Михаил Сперанский, сентябрь 1795 года В чем твое будущее? Спрашиваешь ли ты себя об этом иногда? Нет?

Глава 26 Приговор Следователь Макаревич, к его чести, выполнил все свои обещания и даже в нарушение всяких правил дал мне ознакомиться с сопроводительной запиской, которая прилагается к каждому уголовному делу и где перечислены все смягчающие и отягчающие вину

Глава 27 «ОПРАВДАТЕЛЬНЫЙ ИЛИ ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ ПРИГОВОР?» Каждая строка, каждая страница русской революции скреплена загорелой матросской рукой. Лариса Рейснер С Алексеем Михайловичем Ремизовым Ларису Михайловну познакомил, вероятно, Александр Блок. Сохранились два

Смертный приговор в рассрочку Вечером, когда открылся магазин, я вместе со всеми пошла в очередь за пайкой. Когда подошла моя очередь, продавец Щукин сказал мне:- Для вас пайки нет! Хохрин вычеркнул вас из списка на получение хлеба.Я пошла в столовую, похлебала жидкую

Глава восьмая СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР Утром машина прибыла в Кишинев. Котовский без посторонней помощи вышел из автомобиля. На руках его гремели новые, специально сделанные для него, браслеты-наручники. Ноги были связаны веревкой. Его запыленный костюм защитного цвета был

Глава 2. СЛЕДСТВИЕ - СУД - ПРИГОВОР Мой следователь, некто Куркова - женщина в звании капитана, задавала вопросы сухо и беспристрастно. Записав мои ответы, давала прочесть и подписать. Я делала это почти автоматически. Скрывать мне было абсолютно нечего.Подробно

Глава XVIII Приговор Мы все трое стояли, безмолвно вглядывались друг в друга. Я считал, что сломать лед должен Люциан, и решил: если он, вопреки элементарной вежливости, будет молчать, то и я не раскрою рта. Однако тишина становилась все более гнетущей, и я уже хотел сказать

Глава XXXVIII Приговор Шесть месяцев уже прошло с тех пор, как меня поместили в новосибирскую тюрьму. Следствие было закончено еще четыре месяца тому назад, то есть в августе 1941 года.Было начало 1942 года. Состав заключенных в камере к тому времени сильно изменился.

ГЛАВА ШЕСТАЯ ПРИГОВОР ВЫНЕСЕН, НО ОСУЖДЕННЫЙ… БЕЖАЛ Ночью с 22 на 23 января 1863 года в ряде населенных пунктов Царства Польского были совершены нападения на царские гарнизоны: польский народ вступил в вооруженную борьбу за свое освобождение. Восстание не было достаточно

СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР 15 ноября 1951 года последний день процесса. Зал суда переполнен. По-прежнему большинство из присутствующих - переодетые в штатское агенты секретной полиции. Присутствуют корреспонденты столичных газет и международных телеграфных агентств. Они спешно

Григорий Иванович Котовский... Легендарная личность в СССР ...
Мало кто знал тогда, что «пламенный революционер» пятнадцать лет был бандитом и только семь с половиной лет революционером...
Григорий Иванович Котовский родился 12 июля 1881 года в местечке Ганчешты (Хынчешты), Кишиневского уезда Бессарабии, в семье механика винокуренного завода, который принадлежал родовитому бессарабскому князю Манук-Бею.
Родители Григория - отец Иван Николаевич и мать Акулина Романовна - воспитывали шестерых детей.
Факт, но свою биографию Котовский постоянно фальсифицирует: то указывает иные года рождения – в основном 1887 или 1888 годы, то утверждает, что происходит «из дворян», а в советских энциклопедиях читаем – «из рабочих».
Кстати, о факте «омоложения» Григория Ивановича Котовского на 6-7 лет, то есть о том, что Котовский родился в 1881 году, стало известно только после его смерти в 1925 году.
Даже в анкетах для вступления в коммунистическую партию Григорий Иванович указывал мнимый возраст, тщательно утаивая тайны своей юности.
Да и национальность указывал несуществующую – «бессарабец», хотя с Бессарабией был связан только местом рождения и ни его отец, ни мать ни к молдаванам, ни к «бессарабам» себя не относили. Отец его был, видимо, обрусевшим православным поляком, быть может, украинцем, мать – русской.
Крайний эгоцентрист и «нарцисс», он всю свою жизнь не мог смириться с тем, что отец его происходил «из мещан города Балты», а не из «графов». Даже после революции, когда принадлежность к дворянскому сословию очень вредила людям, Григорий Котовский указывал в анкетах, что происходил из дворян, а дед его был «полковником Каменец-Подольской губернии».

О своем детстве Григорий Иванович вспоминал, что «был слабым мальчиком, нервным и впечатлительным. Страдая детскими страхами, часто ночью, сорвавшись с постели, бежал к матери (Акулине Романовне), бледный и перепуганный, и ложился с ней. Пяти лет упал с крыши и с тех пор стал заикой. В ранних годах потерял мать…»
С тех пор Котовский страдал эпилепсией, расстройствами психики, страхами….
После смерти матери заботу о воспитании Гриши взяли на себя его крестная мать София Шалль, молодая вдова, дочь инженера, бельгийского подданного, который работал по соседству и был другом отца мальчика, и крестный отец – помещик Манук-Бей.

Отец Григория умер 1895 году от чахотки, как пишет Котовский - «в бедности», но это опять ложь: семья Котовских жила хорошо, нужды не испытывала, имела собственный дом.
В этом же 1895 году владелец поместья «Ганчешты» и крестный отец Григория - Манук-Бей - устраивает его в Кишиневское реальное училище и оплачивает его обучение.
Манук-Бей принимал активное участие в жизни семьи Котовских, например пособие на учение было даровано также одной из сестер Котовских, а во время годичной болезни Ивана Котовского Манук-Бей выплачивал больному жалование и оплачивал визиты врачей.
Григорий Котовский, впервые попав в такой крупный город, как Кишинев, и оставшись там совершенно без присмотра, стал прогуливать занятия в реальном училище, хулиганить и через три месяца был выгнан из него.
Соученик Котовского, Чеманский, который впоследствии стал полицейским, вспоминает, что Гришу ребята называли «Березой» – так в деревнях зовут смелых, драчливых парней с манерами лидеров.
После того, как Котовского выгнали из реального училища, Манук-Бей устраивает его в Кокорозенское сельскохозяйственное училище и оплачивает весь пенсион.
Котовский, вспоминая годы учебы, писал, что в училище он «проявлял черты той бурной, свободолюбивой натуры, которая позднее развернулась во всю ширь… не давая покоя школьным наставникам».
В 1900 году Григорий Иванович закончил Кокорозенское училище, где особенно изучал агрономию и немецкий язык, ведь его крестный отец Манук-Бей обещал направить его для продолжения обучения на Высшие сельскохозяйственные курсы в Германию.

В отдельных книгах о Котовском указывалось, видимо, с его слов, что он заканчивает училище в 1904 году. Что хотел утаить Котовский? Вероятно, свои первые уголовные дела и аресты.
В автобиографии он писал, что в училище в 1903 году знакомится с кружком социал-демократов, за что впервые попадает в тюрьму, но, тем не менее, никаких данных об участии Григория Ивановича Котовского в революционном движении в те годы историки так и не смогли найти...
В 1900 году Григорий Котовский, как практикант, работал помощником управляющего в имении «Валя – Карбуна» у молодого помещика М. Скоповского (в других документах - Скоковского) в Бендерском уезде и был выгнан из имения уже через два месяца своей практики за обольщение жены помещика.
Не получилась практика и у помещика Якунина в имении Максимовка Одесского уезда - в октябре того же года Григорий был выгнан за похищение 200 рублей хозяйских денег...
Так как практика не была закончена, документов об окончании училища Котовский не получил.

В 1902 году умирает Манук-Бей. Котовский опять-таки нанимается помощником управляющего к помещику Скоповскому, который к этому времени уже развелся с женой. На этот раз, узнав, что ему грозит скорый призыв в армию, Григорий присваивает 77 рублей, полученных от продажи помещичьих свиней, и ударяется в бега, но был пойман Скоповским. Помещик нагайкой отхлестал Котовского, а помещичьи слуги жестоко избили его и связанного бросили в февральской степи.
В марте – апреле 1902 года Котовскнй пробует устроиться управляющим к помещику Семиградову, но тот соглашается предоставить ему работу только при наличии у него рекомендательных писем от предыдущих нанимателей. Так как никаких рекомендаций, а уж тем более положительных, у Котовского не было, он подделывает документы о своей «образцовой» работе у помещика Якунина, но «низкий» слог и безграмотность этого документа заставили Семиградова перепроверить подлинность данной рекомендации.
Семиградов, связавшись с Якуниным, узнал, что симпатичный молодой агроном – вор и мошенник, а Котовский за этот подлог получил четыре месяца тюрьмы...
Период с декабря 1903 года по февраль 1906 года – это время, когда Григорий Иванович Котовский становится признанным лидером бандитского мира.
Котовский вспоминал, что в 1904 году поступил «практикантом по сельскому хозяйству» в экономию Кантакузино, где «крестьяне работали на помещика по 20 часов в день». Он был там практически надсмотрщиком, однако утверждал, что «с трудом выносил режим… тесными нитями связался с батрацкой голытьбой» 4 .
Хозяин поместья князь Кантокузино узнав, что его жена «увлеклась молодым практикантом», замахнулся на Гришу плеткой, за что, якобы, Григорий «решает отомстить той среде, в которой вырос, и сжигает имение князя».
И опять ложь - в это время Григорий работал лесным объездчиком в селе Молешты у помещика Авербуха, а в дальнейшем – рабочим на пивоваренном заводе Раппа...
В январе 1904 года началась русско-японская война, и Григорий скрывается от мобилизации в Одессе, Киеве и Харькове. В этих городах он в одиночку или в составе эсеровских террористических групп принимает участие в налетах по экспроприации ценностей.
Осенью 1904 года Котовский становится во главе кишиневской эсеровской группы, что занималась грабежами и вымогательствами.

В 1905 году Григорий был арестован за уклонение от призыва, а о его участии в налетах и грабежах полиция тогда не догадывалась. Несмотря на судимости, Котовский был отправлен в армию, в 19-й Костромской пехотный полк, который находился тогда в Житомире на доукомплектации.
В мае 1905 года Котовский бежал из полка и с помощью житомирских эсеров, которые снабдили его фальшивыми документами и деньгами, отправляется в Одессу.
О своем дезертирстве в советское время Григорий Котовский не вспоминал...
За дезертирство тогда полагалась каторга, поэтому с мая 1905 для Котовского начались времена «уголовного подполья».

В своих записках, которые Котовский вел в 1916 году в Одесской тюрьме и называл «Исповедью», он писал, что первый грабеж он совершил под влиянием революции летом 1905 года. Оказывается, революция была виновата в том, что он стал бандитом...
В своей автобиографии он пишет: «…Я с первого момента моей сознательной жизни, не имея тогда еще никакого понятия о большевиках, меньшевиках и вообще революционерах, был стихийным коммунистом…» Однако, на самом деле бандитская карьера Григория Ивановича Котовского началась с участия в мелких налетах на квартиры, магазины и помещичьи усадьбы...
С октября 1905 года Котовский заявляет, что он анархист-коммунист или анархист- индивидуалист и действует самостоятельно как атаман отряда в 7-10 боевиков (З. Гроссу, П. Демянишин, И. Головко, И. Пушкарев и другие).
Отряд Котовского базировался в Бардарском лесу, который находился у родных Ганчешт, а образцом для подражания атаман избрал легендарного молдавского разбойника XIX века Васыля Чумака.
С января 1906 года в банде Котовского уже 18 хорошо вооруженных человек, многие из которых действуют на конях. Штаб-квартира банды переместилась в Иванчевский лес на околицах Кишинева. Для Бессарабии это было крупное бандитское формирование, которое могло конкурировать с самой влиятельной там бандой Бужора, насчитывавшей до сорока бандитов.
В декабре 1905 котовцы провели двенадцать нападений на купцов, царских чиновников, помещиков (в том числе на кишиневскую квартиру Семиградова). Январь следующего года был особенно «жарким». Начался он нападением первого числа на купца Гершковича в Ганчештах. Однако сын купца выбежал из дома и поднял крик, на который сбежались полиция и соседи. Отстреливаясь, котовцы едва смогли унести ноги...
6-7 января банда совершила 11 вооруженных ограблений. Всего с 1 января по 16 февраля было совершено 28 ограблений. Случалось, что за один день ограблению подвергались три квартиры или четыре экипажа. Известно нападение Котовского на имение своего благодетеля, которым владел после смерти Манук-Бея помещик Назаров.
В начале 1906 года полиция объявила за поимку Котовского премию в две тысячи рублей.
Котовский был артистичен и самолюбив, величал себя «атаманом Адским» или «Атаманом Ада», распространял о себе легенды, слухи, небылицы, а во время своих налетов частенько устрашающе кричал: «Я Котовский!». Он был человеком самовлюбленным и циничным, склонным к позерству и театральным жестам.
О разбойнике Котовском знали многие в Бессарабской и Херсонской губерниях!
В городах он появлялся всегда в образе богатого, элегантного аристократа, выдавал себя за помещика, коммерсанта, представителя фирмы, управляющего, машиниста, представителя по заготовке продуктов для армии… Он любил посещать театры, любил хвастать своим зверским аппетитом (яичница из 25 яиц!), его слабостью были породистые кони, азартные игры и женщины.
Полицейские сводки воспроизводят «портрет» уголовника: рост 174 сантиметра (был он вовсе не «богатырского, двухметрового роста», как писали многие), плотного телосложения, несколько сутуловат, имеет «боязливую» походку, во время ходьбы покачивается. Котовский был обладателем круглой головы, карих глаз, маленьких усов. Волосы на его голове были редкими и черными, лоб «украшали» залысины, под глазами виднелись странные маленькие черные точки – татуировка блатного авторитета, «пахана». От этих наколок Котовский старался избавиться позже.

Кроме русского, Котовский владел молдавским, еврейским, немецким языками. Он производил впечатление интеллигентного, обходительного человека, легко вызывал симпатии многих.
Современники и полицейские сводки указывают на огромную силу Григория. С детства он начал заниматься поднятием тяжестей, боксом, любил скачки. В жизни, а особенно в тюрьмах, это ему очень пригодилось. Сила ему давала независимость, власть, устрашала врагов и жертвы.
Котовский той поры – это стальные кулаки, бешеный нрав и тяга к всевозможным утехам. Когда он не коротал время на тюремных нарах или на «больших дорогах», выслеживая жертву, он прожигал жизнь на скачках, в публичных домах, в шикарных ресторанах.
В феврале 1906 года Котовский был узнан, арестован и помещен в Кишиневскую тюрьму, где стал признанным авторитетом. Он менял порядки заключенных, расправлялся с неугодными, а в мае 1906 года попытался безрезультатно организовать побег семнадцати уголовников и анархистов из тюрьмы. Позже Григорий еще дважды пытался бежать, но опять безуспешно.
31 августа 1906 года, закованный в кандалы, он смог выбраться из одиночной камеры для особо опасных преступников, которая постоянно охранялась часовым, попасть на тюремный чердак и, сломав железную решетку, спуститься с него во двор тюрьмы по веревке, предусмотрительно сделанной из разрезанного одеяла и простыни. Тридцать метров отделяло чердак от земли!
После этого он перебрался через забор и оказался в ожидавшей его пролетке, которую заботливо подогнали его сообщники.
Столь мастерски исполненный побег не оставляет сомнений в том, что охрана и, быть может, начальство были подкуплены.
5 сентября 1906 года пристав Кишиневского городского участка Хаджи-Коли с тремя сыщиками пытаются задержать Котовского на одной из улиц Кишинева, но ему удается бежать, несмотря на две пули, застрявшие в ноге.
Наконец 24 сентября 1906 года пристав Хаджи-Коли задерживает разбойника, проведя повальную облаву самых злачных районов Кишинева. Но оказавшись в камере, Котовский снова готовит побег, а в его постоянно охраняемой камере во время обыска обнаруживают револьвер, нож и длинную веревку!
В апреле 1907 года состоялся суд над Котовским, который поразил многих относительно мягким приговором – десять лет каторги: тогда и за более мелкие преступления казнили...
Сам Котовский на суде заявлял, что занимался не грабежами, а «борьбой за права бедных» и «борьбой против тирании».
Высшие судебные инстанции были не согласны с мягким приговором и провели повторное рассмотрение дела. Следствие выявило, что банду Котовского «прикрывали» полицейские чины, а один из полицейских даже сбывал награбленное котовцами.
Через семь месяцев, при повторном рассмотрении дела, Котовский получил двенадцать лет каторги...

До января 1911 года Котовский побывал в Николаевской каторжной тюрьме, а также в Смоленской и Орловской тюрьмах, а в феврале 1911 года он попадает на настоящую каторгу в Казаковскую тюрьму (Нерченский уезд Забайкальской губернии), заключенные которой добывали золотоносную руду.
Он заслужил доверие у тюремной администрации и его назначили бригадиром на постройке Амурской железной дороги, куда в мае 1912 года перевели из шахты.
27 февраля 1913 года Котовский совершает побег. В своей «советской» автобиографии Котовский писал, что «при побеге убил двух конвоиров, охранявших шахту»: и снова ложь…
По фальшивому паспорту на имя Рудковского он некоторое время работал грузчиком на Волге, кочегаром на мельнице, чернорабочим, кучером, молотобойцем. В Сызрани его кто-то опознал, и по доносу Котовского арестовали, однако из местной тюрьмы он легко бежал...
Осенью 1913 года Котовский возвращается в Бессарабию, где к концу года он опять собрал вооруженную банду в семь человек, а в 1915 году котовцев было уже 16 человек.
Первые налеты Котовский совершил на старого обидчика, помещика Назарова из Ганчешт, С. Руснака, Бандерское казначейство и кассу винокуренного завода. В марте 1916 года котовцы совершили нападение на арестантский вагон, который стоял на запасных путях станции Бендеры. Переодевшись в офицерскую форму, бандиты разоружают охрану и освобождают 60 уголовников, несколько освобожденных остались в банде Котовского.
В сводке полицмейстеру отмечалось, что банда Котовского действовала, как правило, по одному сценарию. В налетах на квартиры принимали участие 5-7 человек в черных масках с прорезями для глаз. Несмотря на то, что его подручные выходили на «дело» в масках, Котовский маску не надевал, а иногда даже представлялся своей жертве.
Бандиты являлись вечером и занимали свои места, действовали по указанию главаря. Интересно, если жертва просила Котовского «не забирать все» или «оставить что-то на хлеб», «атаман Ада» охотно оставлял жертве некоторую сумму.
Как свидетельствует уголовная статистика, Григорий Иванович в 1913 году успел совершить пять грабежей в Бессарабии, в 1914 году он стал грабить в Кишиневе, Тирасполе, Бендерах, Балте (всего до десяти вооруженных налетов), в 1915 году – в начале 1916 года котовцы совершили более двадцати налетов, в том числе три в Одессе…
Тогда Котовский мечтал «лично собрать 70 тысяч рублей и махнуть навсегда в Румынию» 4 .
В сентябре 1915 года Котовский и его бандиты совершили налет на одесскую квартиру крупного скотопромышленника Гольштейна, где Котовский, вынув револьвер, предложил купцу внести в «фонд обездоленных на покупку молока десять тысяч рублей, так как многие одесские старушки и младенцы не имеют средств на покупку молока». Арон Гольштейн предложил «на молоко» 500 рублей, однако котовцы усомнившись, что в таком богатом доме находится столь малая сумма, изъяли из сейфа и карманов Гольштейна и его гостя барона Штайберга 8838 рублей «на молоко». Юмористом был Григорий Иванович, в 1915 году за такие деньги можно было напоить молоком всю Одессу…
1916 год – вершина «воровской популярности» Григория Ивановича Котовского. Газета «Одесская почта» помещает статью под названием «Легендарный разбойник». Котовского называют «бессарабским Зелем-ханом», «новым Пугачевым или Карлом Моором», «бандитом-романтиком». Он становится героем «желтой» прессы, «лубочным разбойником», о приключениях которого он мечтал в детстве. Причем героем «справедливым», который избегал убивать во время налетов, и грабил только богатых...
«Одесские новости» писали: «Чем дальше, тем больше выясняется своеобразная личность этого человека. Приходится признать, что название «легендарный» им вполне заслужено. Котовский как бы бравировал своей беззаветной удалью, своей изумительной неустрашимостью… Живя по подложному паспорту, он спокойно разгуливал по улицам Кишинева, просиживал часами на веранде местного кафе «Робин», занимал номер в самой фешенебельной местной гостинице» 4 .
В конце февраля 1916 года Котовский перенес свою «деятельность» в Винницу.


Генерал-губернатор Херсонской губернии М. Эбелов бросил на поимку котовцев крупные силы полиции. Продолжалась мировая война, рядом проходил Румынский фронт, а котовцы подрывали надежность тыла. Снова во всех населенных пунктах появились листовки с предложением награды в 2000 рублей за указание места, где скрывается бандит Котовский.
С конца января 1916 года начались аресты членов банды. Первыми были арестованы: Ивченко, Афанасьев и известный лидер преступного мира Исаак Рутгайзер. При выезде из Тирасполя повозку, в которой ехали эти преступники, нагнала полиция, завязалась перестрелка, и бандиты были захвачены.
Помощник начальника одесского сыска Дон-Донцов задержал 12 котовцев, но сам атаман скрылся…
В начале июня 1916 года Котовский объявился на хуторе Кайнары, в Бессарабии. Вскоре выяснилось, что он скрывается под именем Ромашкана и работает надсмотрщиком над сельскохозяйственными работниками на хуторе помещика Стаматова.
25 июня полицейский пристав Хаджи-Коли, уже три раза арестовывавший Котовского, начинает операцию по его задержанию. Хутор был окружен тридцатью полицейскими и жандармами. При аресте Котовский оказал сопротивление, пытался бежать, за ним гнались 12 верст…
Как загнанный зверь, он прятался в высоких хлебах, но был ранен в грудь двумя пулями, схвачен и закован в ручные и ножные кандалы.
В аресте Котовского принимал участие его товарищ по учебе, ставший помощником пристава, – Петр Чеманский. Интересно, что через двадцать четыре года, когда войска Красной Армии вошли в Бессарабию, старика Чеманского судил военный трибунал и приговорил к расстрелу за участие в аресте Котовского...
В октябре 1916 года состоялся суд над Григорием Котовским. Хорошо осознавая, что ему неизбежно грозит казнь, Котовский полностью раскаялся и заявил в свое оправдание, что часть захваченных денег он отдавал бедным и в Красный Крест, на помощь раненным на войне. Но при всем при том никаких доказательств этих благородных деяний не предъявил...
Котовский оправдывался тем, что он не только не убивал людей, но и никогда из оружия не стрелял, а носил его ради форса, потому что «уважал человека, его человеческое достоинство… не совершая никаких физических насилий потому, что всегда с любовью относился к человеческой жизни».
Просил Григорий отправить его «штрафником» на фронт, где он «с радостью погибнет за царя»…
Однако в середине октября 1916 года он был приговорен Одесским военно-окружным судом к казни через повешенье.
В то время, как власти не спешили исполнить приговор, Котовский забросал царскую канцелярию прошениями о помиловании. Одновременно он отослал в местную администрацию просьбу заменить повешение расстрелом.
За разбойника ходатайствовали популярный тогда командующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов и его жена Надежда Брусилова-Желиховская. Котовский, зная, что мадам Брусилова занимается благотворительностью и опекает осужденных, пишет ей письмо, умоляя спасти его.
Вот строчки из этого письма: «…поставленный своими преступлениями перед лицом позорной смерти, потрясенный сознанием, что, уходя из этой жизни, оставляю после себя такой ужасный нравственный багаж, такую позорную память и испытывая страстную, жгучую потребность и жажду исправить и загладить содеянное зло… чувствуя в себе силы, которые помогут мне снова возродиться и стать снова в полном и абсолютном смысле честным человеком и полезным для своего Великого Отечества, которое я так всегда горячо, страстно и беззаветно любил, я осмеливаюсь обратиться к Вашему Превосходительству и коленопреклоненно умоляю заступиться за меня и спасти мне жизнь» 4 .
В письме он так именует себя: «…не злодей, не прирожденный опасный преступник, а случайно павший человек».
Письмо к Надежде Брусиловой спасло жизнь приговоренному. Госпожа Брусилова была очень восприимчива и жалостлива, а главное – ее муж, командующий Юго-Западным фронтом, непосредственно утверждал смертные приговоры. По настоянию жены генерал Брусилов сначала просил губернатора и прокурора отложить казнь, а впоследствии своим приказом заменил казнь пожизненной каторгой. Позже, встретившись с мадам Брусиловой, Котовский поблагодарил ее за спасение своей жизни и заявил, что теперь «будет жить для других».
После Февральской революции 1917 года ворота тюрем распахнулись для революционеров, но Котовского решили не выпускать на волю, причем вместо пожизненной каторги ему присуждают 12 лет каторги с запрещением заниматься общественно-политической деятельностью...
8 марта 1917 года в Одесской тюрьме вспыхнул бунт заключенных, во время которого отличился заключенный Котовский, призывавший уголовников прекратить бунт. Он надеялся, что такой поступок ему зачтется. Результатом этого бунта стали новые тюремные «революционные» порядки, которые по сообщению газеты выражались в следующем: «Все камеры открыты. Внутри ограды нет ни одного надзирателя. Введено полное самоуправление заключенных. Во главе тюрьмы Котовский и помощник присяжного поверенного Звонкий. Котовский любезно водит по тюрьме экскурсии» 4 .
В конце марта 1917 года газеты сообщали, что Котовский был на время отпущен из тюрьмы, и он явился к начальнику Одесского военного округа генералу Марксу с предложением о своем освобождении. Котовский убеждал генерала, что может принести большую пользу нового режиму как организатор «революционной милиции».
Он заявил, что знает всех преступников Одессы и может помочь в их аресте или перевоспитании. В прессе появлялись сообщения о том, что Котовский успел оказать некоторые услуги Секции общественной безопасности в поимке провокаторов и уголовных. В частности, он ходил вместе с милицией на обыски и аресты, будучи при этом заключенным…
Невероятная изворотливость и способность жертвовать… своими сообщниками!
Однако его предложение было отклонено одесскими городскими властями, но Котовский не унимался…
Он отправил телеграмму министру юстиции А. Керенскому, которому сообщил об «издевательствах над старым революционером», и просил отправить его на фронт, но тот, не решаясь сам освободить разбойника, вернул прошение «на усмотрение местных властей».
5 мая 1917 года по распоряжению начальника штаба Одесского округа и решению суда Григорий Иванович Котовский наконец-то был условно освобожден, причем с условием немедленного «выдворения» на фронт. Однако позже Котовский утверждал, что был освобожден «по личному распоряжению Керенского». Еще до этого Котовский имел «особый статус» заключенного, носил гражданскую одежду, часто приходил в тюрьму только на ночлег!
В марте – мае 1917 года «вся Одесса» носила Котовского буквально на руках. В Одесском оперном театре Григорий Котовский предлагает на аукцион свои «революционные» кандалы: ножные кандалы приобрел либеральный адвокат К. Гомберг за огромную сумму в 3 100 рублей и передал их как дар музею театра, а ручные кандалы приобрел хозяин «Кафе Фанкони» за 75 рублей, и они несколько месяцев служили рекламой кафе, красуясь на витрине. Во время аукциона в театре юный Леонид Утесов подбадривал его репризой: «Котовский явился, буржуй всполошился!»
783 рубля, из вырученных за кандалы, Котовский передал в фонд помощи заключенным Одесской тюрьмы...
Летом 1917 года Григорий Иванович Котовский в качестве добровольца-вольноопределяющегося 136-го Таганрогского пехотного полка 34-й дивизии (по другим данным – лейб-гвардии уланского полка) уже на Румынском фронте – «смывает кровью позор».
В настоящих боевых действиях Котовскому так и не пришлось участвовать, но миру он поведал о жарких боях, опасных рейдах в тыл врага… и сам «наградил» себя за храбрость Георгиевским крестом и чином прапорщика, хотя в действительности произведен был только в унтер-офицеры! И снова ложь...
В начале января 1918 года Котовский, в компании анархистов, помогает большевикам совершить захват власти в Одессе и Тирасполе. Хотя, почему-то, о днях революции он не любил вспоминать, и эти дни стали очередным «белым пятном» его биографии. Известно, что Котовский становится уполномоченным Румчерода и выезжает в Болград, чтобы предотвратить еврейский погром.
В Тирасполе в январе 1918 года Котовский собирает отряд из бывших уголовников и анархистов для борьбы против румынских королевских войск. 14 января отряд Котовского прикрывает отход красных войск из Кишинева, затем он возглавляет южный участок обороны Бендер от румынских войск, а 24 января отряд Котовского численностью в 400 бойцов направился под Дубоссары, разбив румынские передовые части.
Позже Котовский становится командиром «Партизанского революционного отряда, борющегося против румынской олигархии» в составе Одесской советской армии.
В феврале 1918 года конная сотня Котовского была включена в состав одной из частей Особой советской армии – в Тираспольский отряд. Эта сотня совершает набеги на молдавскую территорию, нападая на мелкие румынские подразделения в районе Бендер, однако уже 19 февраля Котовский, расформировав свою сотню, выходит из подчинения командованию и начинает действовать самостоятельно. По сути банда осталась бандой, и ее больше интересовали реквизиции, чем военные действия...
В начале марта 1918 года войска Германии и Австро-Венгрии развернули наступление на Украине, был захвачен Киев, угроза нависла и над Одессой… В то время как командарм Муравьев подготавливал оборону Одессы, «партизанско-разведывательный отряд» Котовского бежал из Приднестровья через Раздельную и Березовку на Елизаветград и дальше на Екатеринослав – в тыл.
Тогда-то судьба и свела Котовского с анархистами – Марусей Никифоровой и Нестером Махно. Однако Григорий на тот момент уже сделал выбор, далекий от романтических фантазий анархистов. Следы Котовского теряются в суматохе отступления Красной Армии из Украины. В апреле он распускает свой отряд и в это судьбоносное для революции время направляется в отпуск.
Это стало новым дезертирством «героя с расшатанными нервами»...
Вскоре Котовский попадает в плен к белогвардейцам-дроздовцам, которые прошли маршем по красным тылам от Молдовы до Дона, но и от них Котовский бежал в Мариуполе, спасшись от очередного неминуемого расстрела.
Ходили слухи, что в начале 1919 года у Котовского завязался бурный роман со звездой экрана Верой Холодной. Эта очаровательная женщина оказалась в гуще политических интриг: разведки и контрразведки красных и белых пытались использовать ее популярность и светские связи. Но в феврале 1919 года она внезапно умерла, а возможно, была убита, а тайна ее смерти так и осталась неразгаданной...
В то время, наравне с администраторами гетманской Украины и австрийским военным командованием, Одессой правил «король воров» Мишка Япончик. Именно с ним у Котовского наладились тесные «деловые» отношения. Котовский в те времена организует террористическую, диверсионную дружину, которая, имея связи с большевистским, анархистским и левоэсеровским подпольем, фактически никому не подчинялась и действовала на свой страх и риск. Численность этой дружины в разных источниках разная – от 20 до 200 человек. Реальнее выглядит первая цифра…
Эта дружина «прославилась» убийствами провокаторов, вымогательством денег у фабрикантов, хозяев гостиниц и ресторанов. Обычно Котовский присылал жертве письмо с требованием выдать деньги «Котовскому на революцию».
Примитивный рэкет чередовался с крупными ограблениями...
Террористическая дружина Котовского помогла Япончику утвердиться «королем» одесских бандитов, ведь Япончика считали революционером анархистом. Тогда между Япончиком и Котовским не было большой разницы: оба рецидивисты – бывшие каторжане, анархисты. Вместе с «людьми Япончика» котовцы нападают на Одесскую тюрьму и освобождают заключенных, вместе громят конкурентов Япончика, «бомбят» магазины, склады, кассы.
Их совместное дело - восстание революционеров и бандитов в пригороде Одессы, на Молдованке, в конце марта 1919 года. Вооруженное выступление окраин носило ярко выраженную политическую окраску и было направлено против власти в Одессе белогвардейцев и интервентов Антанты.
Каждая из «союзных сторон» имела свои виды на восстание: люди Япончика упивались хаосом и стремились экспроприировать буржуазные и государственные ценности, а революционеры надеялись использовать бандитскую вольницу для создания хаоса и паники в городе, что, в свою очередь, должно было помочь осадившим Одессу советским войскам.
Тогда несколько тысяч восставших захватывают окраины Одессы и совершают вооруженные рейды в центр города. Против них белогвардейцы направляют войска и броневики, но восстановить свою власть на окраинах Одессы белые были уже не в силах...
В то время, как белогвардейские войска стали оставлять город и стягиваться к одесскому порту, дружина Котовского, пользуясь паникой, останавливала на улицах офицеров и убивала их. Засев на склонах над портом, котовцы обстреливали публику, что грузилась на пароходы, стремясь покинуть Одессу.
Тогда же каким-то неизвестным бандитам (может быть котовцам? ) удалось совершить налет на государственный одесский банк и вывезти из него на трех грузовиках денег и ценностей на пять миллионов золотых рублей. Судьба этих ценностей осталась неизвестной. Только в народе в 1920-30-е годы ходили слухи о кладах Котовского, якобы зарытых где-то под Одессой...


Источники информации:
1. сайт Википедия
2. Большой энциклопедический словарь
3.«Новый Энциклопедический Словарь» (Рипол Классик, 2006 год)
4. Савченко В. «Авантюристы гражданской войны»

Среди величайших авантюристов Гражданской войны есть одно имя которое стоит на порядок выше остальных. Он кричал: «Я –Котовский!»… И все застывали в оцепенении. Поистине это был человек обладающий, как сейчас назвали бы, харизматической личностью, человек с большой буквы «Я». Невероятный эгоцентрист, прирожденный авантюрист, позер, циник, самовлюбленный бандит. Словом – человек легенда. По всему Приднестровью стоят его памятники. А какой фильм был снят в 1942 году о его жизни. Несколько поколений мальчишек воспитывалось на этом фильме. По всему бывшему СССР в парикмахерских можно было услышать сакраментальную фразу: «Стригите под Котовского» - значит, наголо. Образ, созданный Вячеславом Галкиным в сериале «Котовский» вообще представил Григория Ивановича этаким романтическим героем без страха и упрека. Хотя ни кинопостановки, ни официальная биография написанная Геннадием Ананьевым для «ЖЗЛ» в 1982 году не раскрывают всех сторон души Котовского. И жизнь его, и смерть окутаны туманом загадочности. И не поймешь: то ли был он матерым уголовником, то ли политическим бандитом, то ли заступником угнетенных. Попробуем вместе разобраться, кто же все-таки Котовский.

Григорий Иванович Котовский везде писал, что родился в 1887 году, на самом деле – на шесть лет раньше 12 июня 1881 года. Место рождения – местечко Ганчешты Кишеневского уезда Бессарабской губернии (ныне город Хынчешть Молдавии). По линии своего отца Григорий Котовский происходил из старинного польского аристократического рода, владевшего имением в Каменец-Подольской губернии. Дед Котовского за связи с участниками польского национального движения был досрочно уволен в отставку. Позднее он разорился. Отец Григория Котовского, инженер-механик по образованию, вынужден был переехать в Бессарабию и перейти в мещанское сословие. В Бессарабии отец поступил на службу инженером-механиком на винокуренный завод князя Мамук-Бея.

В детстве Григорий Иванович пережил два стресса: смерть матери и падение с крыши, после которого сделался на всю жизнь заикой (об этом советские биографы Котовского никогда не упоминали). Когда Котовскому было шестнадцать лет, умер отец. Григорий остался без средств к существованию. До этого его выгнали из-за хулиганства из реального училища. Правда, по протекции князя Мамук-Бея в 1896 году Григорий поступил в Кокорозенское агрономическое училище и даже, несмотря на свой буйный, задиристый характер, закончил его. Но протекция и покровительство князя Мамук-Бея не помешала через десять лет Григорию Ивановичу безжалостно ограбить своего благодетеля.

Став агрономом, Котовский получил должность помощника управляющего поместьем Скоповского в Бендерском уезде. Но проворовался и попал в тюрьму. Нелишним будет отметить и тот факт, что до этого помещик Скоповский с помощью своей дворни жестоко избил Григория на конюшне и раздетого бросил со связанными руками в заснеженной степи. Позже Котовский выдумал романтическую историю, согласно которой служил он вовсе не у Скоповского, а у князя Кантакузино. И не в 1900 году, а 1904-м. и что им увлеклась молодая княгиня. И что князь замахнулся на него арапником. После чего Котовскому ничего не оставалось, как сжечь княжеское имение. Документы же свидетельствуют: в 1903-1904 годах он работал управляющим у помещика Семиградова. Опять-таки проворовался, и опять попал в тюрьму на три месяца. Без всякого сомнения, он для того и скосил свой возраст, чтобы правосудие помягче отнеслось к якобы несовершеннолетнему еще юноше. Совершеннолетие в Царской России наступало в 21 год. Была еще одна причина скостить свой возраст. Во время Русско-японской войны в 1904 году Григорий Иванович попросту не явился на призывной пункт. В 1905-м его арестовали за уклонение от военной службы и направили в Костромской пехотный полк. Но армейская дисциплина не очень впечатляла нашего героя и, вскорости, он дезертировал и вернулся в Бесарабию где сколотил разбойничью шайку, во главе которой совершал разбойничьи набеги на помещичьи имения. Брали все, даже угоняли скот. При малейшем сопротивлении помещиков убивали. Потом Котовский писал, что решил «отомстить той среде, в которой вырос». При этом всегда орал: «Я Котовский!» и усиленно распространял миф, будто он благородный разбойник и грабит только богатых, раздавая отнятое у них добро несчастным крестьянам. Раздавал, как правило, копейки. Обычно, когда его банда шла через хутора и мелкие села, котовцы, красиво гарцуя на конях, разбрасывали вокруг себя мелочь. Крестьяне немедленно бросались в грязь за медяками. Так и рождались слухи о добром и справедливом атамане. Иной раз Котовский от щедрот одаривал несколькими рублями старух и вдов. А те несли благую весть дальше, снабжая ее совершенно фантастическими деталями. Мог Григорий Иванович и освободить бредущих под охраной стражников арестованных за всякого рода преступления крестьян. Офицеру же оставлял записку: «Освободил арестованных Котовский».

Была у Котовского еще одна страсть, что не давала ему покоя всю его жизнь. Уж больно любил Григорий Иванович выходить в свет. И ведь не врет фильм: ошивался он на раутах, где собиралась вся бессарабская знать. И действительно имел место такой эпизод, когда узнал он, что у хозяина-помещика под столом имеется кнопка, с помощью которой можно было вызвать охрану. Тут же и скомандовал историческое: «Ноги на стол! Я Котовский!» У остолбеневшего помещика Григорий Иванович разжился бухарским ковром и золотой тростью. А отнятые у помещиков деньги он замечательно тратил в ресторанах, проигрывал в карты, в бильярд, тратил на женщин, меры в которых, как пел много лет спустя Владимир Высоцкий, он не знал и не хотел. Не чурался Григорий Иванович и проституток. Один раз даже месяц прожил в Одесском борделе, скрываясь от полиции. Себя в ту пору называл Котовский не иначе как «атаман Ада» или «атаман Адский». И слава летела впереди его. Сохранилось описание Котовского составленное департаментом жандармерии примерно в этот период его деятельности: "рост 174 сантиметра, плотного телосложения, несколько сутуловат, имеет «боязливую» походку, во время ходьбы покачивается. Голова круглая, глаза карие, усы маленькие чёрные. Волосы чёрные, редкие, с залысинами, под глазами маленькие черные точки...".

В 1905 году судьба свела Григория Ивановича с одесскими анархистами. Их идеи пришлись ему по сердцу. Несколько лет рекомендовал себя не иначе как анархистом-террористом или анархистом-индивидуалом. И это было красиво. Он пугал многих. Но многих и завораживал. На дело ходил всегда с двумя револьверами. И, будучи левшой, всегда начинал стрелять с левой руки. Стрелять он тоже любил. За ним числилось с десяток убийств. Еще наш герой любил спорт – бокс, гири и крокет, а позже и футбол. В 1917-1918 годах он отдавал часть средств из награбленного на содержание нескольких футбольных команд в Одессе. Питал Григорий Иванович и особую страсть к лошадям и театру. В силу последнего пристрастия нередко позволял себе эффектные жесты. Как-то во время боя с летучим полицейским отрядом захватил в плен помощника полицмейстера Зильберга. Он не стал его убивать. Напротив, одарил трофеями и отпустил, взяв слово прекратить преследования. Зильберг увы этого слова не сдержал.

В 1906 году Котовского, прозванного сыщиками «героем тысяча одной уголовной авантюры», все-таки арестовывают. В тюрьме Григорий Иванович с помощью кулаков немедленно сделался паханом и организовал грандиозный побег уголовников из кишиневского тюремного замка. Воры обезоружили охрану, забрали ключи и открыли тюремные ворота и ринулись на свободу. Но на площади они были встречены залпами солдатских винтовок. После этого Котовского посадили в особую железную камеру-одиночку. Но Григорий Иванович с помощью оставшихся на свободе подельников подкупил стражу. Продажные охранники и помогли ему совершить новый побег: он с помощью отмычек открыл двое железных дверей, пролез через решетку на чердак, сделал из одеял веревку, спустился в тюремный двор, перемахнул через забор и умчался в пролетке. Был через несколько дней пойман, и в ответ совершил две попытки побега путем подкопа. Но его удалось удержать до суда. Кстати, сидя в тюрьме, Котовский довольно близко сошелся со знаменитым одесским серийным убийцей Пашкой-Грузином, что в известной степени характеризует особенности психологии будущего командира Красной Армии. Тюрьма Котовского не сколько не испугала. Обладая недюжинной физической силой, Котовский с легкостью гнул подковы, занимался боксом, борьбой и атлетизмом. В камере он быстро разобрался с авторитетами. Венцом разборок с авторитетами стало убийство Котовским самого уважаемого уголовного авторитета того времени – «Ваньки-Козлятника». Котовский просто выдавил ему глаза. Тогда же появилась у него на щеке и знаменитая наколка в виде слезы, правда через несколько лет он ее вытравил – впрочем след от нее остался на всю жизнь.

Вот как описывал в 1918 году деятельность Котовского в тюрьме один из членов его группы, некий Давид Кичман: «Там, где появлялся Котовский, прекращались грабежи арестантов и поборы со стороны «бродяг». В 1908 году в Николаевской каторжной тюрьме Котовский отменил так называемый налог «на камеру» в пользу тюремной уголовной верхушки. Котовский был у каторжан в огромном авторитете благодаря постоянной борьбе против начальства и отстаивания интересов «униженных и оскорбленных».

Как ни оправдывался Григорий Иванович, что раздавал часть денег бедным, как не твердил, что революция 1905 года сделала из него благородного разбойника, суд отправил его в Сибирь – на каторгу, на 12 лет, за вульгарный бандитизм. Сидел он в знаменитом Нерчинске. И вел себя весьма похвально. Активно сотрудничал с властями, усмирял непокорных каторжников, быстро продвинулся в десятники на строительстве железной дороги. И с замиранием сердца ждал амнистии по случаю 300-летия дома Романовых. Однако амнистия бандитов не коснулась. Тогда, зимой 1913 года Котовский убивает двух охранников и бежит через тайгу – точном соответствии со старинной каторжной песней: «Шилка и Нерчинск остались в дали». Пройдя всю Россию с востока на запад как «Алеша Пешков», объявился Григорий Иванович в родной Бесарабии. Сколотил тут же новую банду. И приступил к разнузданному разбою.

Пик этой разнузданности пришелся на 1915-1916 годы – Котовский совершил 28 налетов, один другого громче. На этот раз в своей любимой Одессе он не только оттягивался в ресторанах и борделях, но и грабил и разбойничал.

Для полноты его тогдашнего портрета приведу отрывок из секретной депеши, направленной всем уездным исправникам и начальникам сыскных отделений: «… прекрасно говорит по-русски, молдавски, румынски, и еврейски, а равно может изъясняться на немецком и чуть ли не на французком языках. Производит впечатление вполне интеллигентного человека, умного и энергичного. В обращении старается быть со всеми изящным, чем легко привлекает на свою сторону симпатии всех имеющих с ним общение. Выдавать он себя может за управляющего имениями, а то и помещика, машиниста, садовника, сотрудника какой-либо фирмы или предприятия, представителя по заготовке продуктов для армии и прочее. Старается заводить знакомства и сношения в соответствующем кругу… В разговоре заметно заикается. Одевается прилично и может разыгрывать настоящего джентльмена. Любит хорошо и изыскано питаться…». В те годы Котовский больше всего хотел срубить побольше деньжат и убежать в Румынию. Но фортуна опять повернулась к нему тылом. После очередного налета он не смог уйти от погони. Арест выглядел очень кинематографично. Его окружил целый отряд сыскной полиции. Он выскочил на ячменное поле. Долго отстреливался. Но был ранен в грудь, и истекая кровью скручен полицией.

Судили его в Одессе военно-окружным судом. На суде Григорий Иванович признался в немыслимом числе грабежей и разбоев, но дружков своих не выдал. Суд приговорил к смертной казни через повешение. На суде будущий большевик каялся и просил отправить его на фронт, где он со словами «За царя, за веру!» будет смывать свои грехи кровью. Он даже выдумал, что часть награбленных денег отдал «Красному кресту».

Как это часто было в нашей истории, по России прокатилась волна выступлений в защиту Котовского. В том, что он бандит и убийца, никто не сомневался ни минуты. Но уж больно колоритной личностью казался он наиболее экзальтированной части российского общества. За него, например, вступилась жена генерала Брусилова – она просила отправить его на фронт. Да и сам Котовский времени в камере смертников не терял и писал покаянные письма. Вот еще один подлинный отрывок: «… потрясенный сознанием, что уходя из этой жизни, оставляю после себя такой ужасный нравственный багаж, такую позорную память – испытываю страстную, жгучую потребность и жажду исправить и загладить содеянное зло». И далее: «.. не злодей, не прирожденный профессиональный преступник, а случайно павший человек, который осознал свою виновность, с душой, переполненной тоской и непередаваемыми переживаниями от угрызений совести»… Понятно, уж очень хотелось Котовскому жить. Потом-то, при большевиках, он писал совсем другое. Правда, тоже красиво.

Сначала генерал Брусилов, сообразуясь с убеждениями своей супруги, добился отсрочки казни. А потом грянула февральская революция. Котовский мгновенно выказал всяческую поддержку Временному правительству. За него ходатайствовали, как это не парадоксально, министр Гучков и адмирал Колчак. Освободил же его личным распоряжением сам Керенский в мае 1917 года. Хотя до этого официального вердикта Котовский уже несколько недель разгуливал на свободе. А в день помилования явился наш герой в оперный театр Одессы, там давали «Кармен», и вызвал бешенные овации, произнеся пламенную революционную речь тут же устроил аукцион по продаже своих кандалов. В аукционе победил купец Гомберг, который приобрел реликвию за три тысячи рублей. Интересно, что за голову Котовского власти год назад готовы были заплатить всего две тысячи рублей. Поистине парадокс времени. Позже Григорий Иванович врал, что толкнул свои вериги за десять тысяч. А через несколько дней повторил трюк с кандалами в кафе «Фалькони». На этот раз куда менее удачно. Ему удалось выручить всего 75 рублей. И ведь-таки уехал на фронт! И воевал на Румынском фронте. И как воевал… в октябре 1917 года уже был произведен Временным правительством в прапорщики и даже награжден Георгиевским крестом. Отвага и мужество Бессарабского разбойника принесла ему уважение сослуживцев. Григорий Иванович становится членом полкового комитета 136-го Таганрогского пехотного полка. А в ноябре 1917 года после октябрьского переворота примыкает к левым эсерам, избирается членом комитета 6-й армии.

Полно противоречий и последующее его бытие. Он опять становится во главе конной банды. Несколько раз попадает в плен к белым. Его громит анархистка Маруся Никифорова. Его дружбы пытается добиться Нестор Махно. Но в мае 1918 года, сбежав от дроздовцев, оказывается в Москве. Что он делал в столице до сих пор никому неизвестно. То ли участвовал в мятеже левых эсеров и анархистов, то ли подавлял этот мятеж… Но уже в июле Котовский снова в Одессе. Водит дружбу с не меньшей одесской легендой – Мишкой Япончиком. Япончик, между прочим, видел в нем своего и относился к нему как к заслуженному пахану. Котовский платит Мишке тем же. Во всяком случае он поддерживает Япончика, когда тот захватывает власть над всем здешним уголовным миром.

5 апреля 1919 года, когда части Белой армии и французские интервенты начали эвакуацию из Одессы, Котовский под шумок вывез из Госбанка на трех грузовиках все имеющиеся там деньги и драгоценности. Судьба этого богатства неизвестна. До сих пор на Херсонщине и Бесарабии ходят рассказы о кладах Котовского. До сих пор не перевелись энтузиасты, которые пытаются их найти. Остается предположить, что именно эти средства помогли Котовскому стать красным командиром и «героем гражданской войны»… Как бы то ни было, но с весны 1919 года он командует Тираспольским отрядом воюя на стороне большевиков. С июля 1919 года Котовский становится командиром одной из бригад 45-й стрелковой дивизии. Воюет отменно. В ноябре 1919 года в составе 45-й дивизии участвует в обороне Петрограда. С января 1920 года командует кавказской бригадой, воюя на Кавказе, Украине и на советско-польском фронте. В апреле 1920 года вступает в коммунистическую партию большевиков. Действуя смело и решительно с присущим ему авантюризмом и наглостью везде куда бы не посылали его бригаду, одерживает победы. Такая смелость и решительность не остается незамеченной. Котовский становится кавалером трех орденов Красного Знамени и Почетного революционного оружия.

С декабря 1920 года Котовский – начальник 17-й кавказской дивизии. В 1921 году командует кавказскими частями, в том числе действовавшими против махновцев, антоновцев и петлюровцев. При этом Григорию Ивановичу особенно удаются карательные экспедиции по тылам противника. В сентябре Котовского назначают начальником 9-й кавказской дивизии, в октябре 1922 года – командиром 2-го кавказского корпуса.

Так или иначе но к 1922 году Григорий Иванович сделал внушительную карьеру: командир 2-го кавалерийского корпуса, член ЦИК СССР, ЦИК Украины, ЦИК Молдавской АССР… вне всякого сомнения, его кто-то усиленно двигал. Быть может, сам Фрунзе… жизнь бывшего уголовника складывалась великолепно. Но сильно беспокоили ужасные головные боли – последствия контузии. Помогали только наркотики. И еще: занялся он темными финансовыми делами – на дворе-то стоял благословенный НЭП. Во всяком случае, в Умани захватил Григорий Иванович сахарный завод, употребив его на нужды своего корпуса…

Глядишь, и дотянул бы Григорий Иванович до тридцатых годов… никак, впрочем, не дальше. Сгорел бы вместе с другими героями гражданской войны, «став» немецким или японским шпионом. Но судьба распорядилась иначе… В ночь с 5 на 6 августа 1925 года был он убит под Одессой, в военном совхозе «Чабанка».

Смерть его таинственна – ровно, как и смерть его благодетеля Михаила Фрунзе. По официальной версии выходило, что Котовского застрелил его адъютант, с женой которого наш герой имел очень «тесные отношения». Дескать, сказал адъютант, что уезжает в Одессу, а сам вернулся, застал любовников, Котовский рванул к окну, да не успел – сразили его пули обманутого мужа. Но это вранье, как почти все в официальной биографии героя. В «Чабанку» Котовский приехал с женой Ольгой – в браке с которой состоял с 1920 года. У этого преступления было целых пятнадцать свидетелей. В роковой день Котовский был в пионерском лагере. Вернулся в часов десять вечера. Тут же началась дружественная попойка. Потом все разошлись. Ушла в дом и Ольга. Услышала выстрел. Выбежала. Увидела убитого мужа. Убийцу ловить не пришлось. Он сам сдался властям. Это был Майер Зайдер – начальник охраны того самого сахарного завода в Умани. Интересно, что Зайдер был близким другом Мишки Япончика, сидел с ним в одной камере и был хозяином того самого публичного дома, где Котовский отсиживался, скрываясь от полиции в 1918 году. Собственно за подобные заслуги в дальнейшем он и был пристроен Котовским на хлебное место. На суде, естественно, закрытом, Зайдер сообщил, что убил Котовского за то, что тот отказался повысить его по службе… казалось бы, приговор предопределен. Но не тут-то было. Зайдеру дали всего десять лет. Он отсидел два года, заведуя тюремным клубом. А в 1928 году его вообще освободили. Впрочем, через два года его прикончили бывшие котовцы.

Так или иначе, но загадка убийства Григория Ивановича так и остается неразгаданной. То ли Котовского убрали из-за Фрунзе, который хотел сделать Григория Ивановича своим заместителем. Но уж коли зарезали на операционном столе Фрунзе, то и Котовскому жить осталось недолго. То ли убить Котовского приказал Дзержинский, который ненавидел Фрунзе, а заодно и Котовского, собрав против него немалый компромат. То ли пал наш герой из-за махинаций на сахарном заводе. Ходили среди уголовного элемента и слухи, что убийство Котовского было местью за предательство в 1919 году уголовного авторитета и одновременно командира 54-го революционного имени Ленина полка Мишки Япончика, у которого Майер Зайдер был в то время адъютантом…

Но на этом история человека-легенды не заканчивается. Григорий Иванович был похоронен в Бирзуле (ныне Котовск Одесской области). Тело Котовского было забальзамировано и помещено в мавзолей его имени. Заспиртованное сердце Григория Ивановича, по слухам, до сих пор хранится на Лубянке.

При румынской оккупации мавзолей был разрушен, тело Григория Ивановича было выброшено на навозную кучу. От забальзамированного тела сохранилась лишь небольшая часть. В настоящее время мавзолей закрыт для посещения. Три ордена Боевого Красного Знамени и почётное революционное оружие Котовского были украдены румынскими войсками из мавзолея во время оккупации. После войны Румыния официально передала награды Котовского СССР. Награды хранятся в Центральном музее Вооружённых Сил в Москве. С советских времен существует персональный музей Котовского в столице Приднестровья Тирасполе.

А в Одессе со временем появился огромный район новостроек. И назван он был «Поселок Котовского». И стал этот поселок одним из самых криминогенных районов города. Видно, дух неугомонного атамана как раз здесь и нашел свое пристанище.

Легендарный красный командир времен Гражданской войны и не менее легендарный бессарабский бандит, за которым охотились жандармы по всему Югу. "Атаман ада", именем которого зовется один из одесских районов. Грабитель, чьи останки покоятся в мавзолее районного центра под Одессой, который долго носил его имя. Человек, чья биография напоминает приключенческий роман - Григорий Иванович Котовский.

Родился в 1881 году в молдавском селе Ганчешты. Окончил сельскохозяйственное училище; однокашники называли его "Березой", за смелый характер и физическую силу. Котовский всю жизнь отличался отличной формой, поднимал тяжести и занимался боксом, не переставал упражняться ни в тюрьме, ни на фронте.

После училища устроился работать помощником управляющего у местного помещика, но был выгнан (за соблазнение жены хозяина). Меняет еще несколько мест работы, "одалживая" деньги у работодателей и исчезая. Постепенно Котовский становится мастером афер и мошенником, несколько раз попадает в тюрьму. В 1905 году, с началом революции, связывается с группой эсеров-террористов и занимается "эксами" и разбоем. Называет себя "стихийным коммунистом".

Отряд Котовского засел в лесу возле родных Ганчешт, грабя купцов и помещиков. Проявляя склонность к красивым романтическим жестам, "стихийный коммунист" громко кричит во время налетов: "Это я, Котовский!", не скрывает своей личности, гордо величает себя "адским атаманом", как заправский герой бульварного романа. Попав в Кишеневскую тюрьму, Котовский ("Кот") становится там авторитетом, "паханом", диктует свои правила. После нескольких попыток бежит из тюрьмы, еще больше обретая ореол геройства.

На свободе Котовский живет на широкую ногу, в Одессе и Кишеневе выдает себя за аристократа или богатого коммерсанта, появляется в театрах и ресторанах, питает слабость к азартным играм и красивым женщинам. В 1907 году снова арестован, на суде заявляет, что не грабил, а помогал бедным и боролся с тиранией. Суд не впечатлили громкие заявления, Котовский получает 12 лет каторги. Снова побег, возвращается из Сибири на Юг, постоянно перемещается между Одессой, Кишеневом и Тирасполем. В 1916 году газета "Одесская почта" печатает статью "Легендарный разбойник", в которой Григория называют "новым Пугачевым". Публика начинает симпатизировать грабителю-романтику, который грабит только богатых и избегает лишней крови. Конечно, те, кто встретился с бандой Котовского, симпатизируют меньше.

В октябре 1916 года в Одессе проходил шумный суд над Котовским. "Адский атаман" клянется, что награбленное отдавал бедным и Красному кресту, что готов пойти добровольцем на фронт и искупить вину. Одесский военно-окружной суд приговаривает Котовского к повешению, но исполнение приговора откладывается.

Error
Javascript not activated

Панорама: Оперный театр

где Котовский продал с аукциона кандалы